Бедная Нана, она уже устала от моего нытья... Но я не могу уже терпеть это. Не могу. Не хочу. С меня хватит.
И вроде бы уже привычно, и вроде бы ничего нового: те же оскорбления, те же нотки в голосе, а все равно плохо, как никогда раньше. Хочется выть. Но мы держимся, фрегат "Авдотья" непотопляем. Хотя... ««Густлов» считался исключительно надёжным судном (кто же мог подумать что Маринеско влепит ему сразу три торпеды в борт?!)»©
А все-таки надо что-то делать. Надо, у меня в душе кипит возмущение и играет "Полет Валькирий" Рихарда Вагнера. Я чувствую в себе силу, невероятную силу, я могла бы перевернуть мир, если бы захотела, если бы могла выбраться из темницы одиночества и непонимания. Окружающие за редким исключением напоминают мне персон, сошедших с картины Георга Гросса, "Столпы общества". Говорят европейцы, будто "япошки" не продолжение к вчерашнему, умоляю, не надо снова начинать! все на одно лицо. По мне так все вокруг меня на одно лицо в реале.
Я мечтаю лишь вырваться на свободу, перегрызть ремни... И ведь я не желаю уходить из темницы. Я хочу превратить свою тюремную комнату в небольшую каморку. Разве я прошу слишком многого? Почему вы меня обижаете?
Проклятые "должен" связывают меня по ногам и рукам с каждым днем все больше. Я покорно жду, когда очередная нить обернется вокруг моих запястий. Тупо смотрю на неё, даже не двигаюсь, а в голове пульсирует: "Ножницы, где же мои ножницы..."
А ножниц нету. Они в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, сундук на дубу, дуб охраняет мое двадцатипятилетие.
Но я сильная. Я знаю. Нана права. Я сильнее многих. Дуб в бурю валится, а ива гнется. А потом растет себе спокойно дальше.
Где моя дипломатия? Хватит раскисать — тебя ждут великие дела! И вообще, скоро, нет, ну не совсем скоро, но в это столетие тебе получать Нобелевскую премию! Не киснуть, фройляйн Авдотья!
И песенка бонусом: